Я провел на заимке у Луки пару дней, немного помогал ему по хозяйству, но толком мы ни о чем не говорили. Лука был постоянно занят каким-то предметом, с которым возился без устали, что-то нашептывая над ним. Я не стал расспрашивать, решив: если бы он хотел, то сам бы все рассказал. Раз молчит — значит, есть причина. Медведя за эти дни я не видел; после нашей памятной встречи он ушел обратно в лес.
Утром на третий день все разъяснилось. Я сидел на крыльце, когда из леса вышел медведь. Тут же из избы появился Лука, держа в руках тот самый загадочный предмет. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это амулет. Он состоял из двух частей, вставлявшихся друг в друга, образуя единое целое. Сейчас Лука разъединил их и вдевал бечевки в специальные отверстия на каждом. Получилось два амулета: один он отдал мне, другой надел на медведя. Тот нисколько не возражал и, кажется, даже не заметил этого.
— Надевай, только осторожно, — сказал он мне.
Я с некоторой опаской надел амулет на шею. Целый ворох новых ощущений ворвался в мое сознание; я тут же снял его.
— Ну да, сперва привыкнуть надо, — усмехнулся Лука.
— Что это было?
— Это ощущения твоего нового друга.
Сидевший до этого медведь потянулся ко мне мордой, принюхиваясь, потом встал на четвереньки и направился в сторону леса.
— Ну вот, стало быть, надевай амулет и тоже отправляйся в лес.
— И что я там буду делать?
— Да все то же, что и мишка. Кушает — и ты кушай, спит — и ты спи, идет куда — и ты за ним.
— И долго?
— Дня четыре-пять, может, неделю. Амулет приведет вас обратно, когда придет время. Главное — не снимай его. Это и оберег тебе, и помощник. Повнимательней запоминай не что он делает, а что ощущает, как ощущает. И еще: если снимешь, то бродить с медведем придется еще дольше.
Он похлопал меня по плечу и ушел в избу. Я неловко потоптался, посмотрел на лес, на избу. Ни медведя, ни Луки видно уже не было. Вздохнул — что ж, выбора-то особого нет, — и надел амулет. Во второй раз было проще — или, может, я уже просто знал, чего ждать, — и теперь я точно понимал, где находится медведь. С того момента, как встал, он, видимо, не останавливался и поэтому отошел от избушки довольно далеко. Я поплелся за ним, не зная, чего ожидать.
Оказалось — ничего страшного. Стояла осень, медведь готовился к зимней спячке, накапливал жир. Мы целыми днями только и делали, что ели: то ягоды рвали, то орехи, то таскали мед у диких пчел, не спеша обходя одну и ту же территорию. Я понял: это его владения, и были они довольно внушительными. Полный круг мы совершали примерно за двое суток.
Бродя с амулетом, я совершенно не испытывал неудобств — может, потому, что просто не думал об этом, словно сам стал зверем. Не заботился, как выгляжу; спал прямо на траве, иногда накидав немного веток, если становилось прохладно, прижимался к медвежьему боку — тот не возражал. Так и бродили.
Сознание медведя было довольно простым, если сравнивать его с человеческим, ведь полностью отсутствовала рефлексия — мысли о мыслях. Медведь, когда хотел есть — ел, хотел спать — спал. Но вот восприятие было не в пример сложнее человеческого; казалось, медведь живет на какой-то другой планете, столько он всего воспринимал из окружающего мира. Первоначально я вообще не справлялся с потоком новых ощущений и сигналов, но к третьему дню этот поток более-менее упорядочился в моем сознании. Я стал распознавать отдельные составляющие: где слух, где запах, где еще что-то, не имеющее аналогов в человеческом восприятии. Эти аналоги, скорее всего, существуют в рудиментарном состоянии, но человек уже не в состоянии ими пользоваться. Видимо, в этом и было все дело. Если бы люди воспринимали столько же сигналов из окружающей среды на сознательном уровне, то места для самого сознания уже просто не осталось бы.
Но к этих выводам я пришел позже, когда моя связь с медведем разорвалась. А в тот момент я, так же как и мишка, ни о чем не думал: ел, спал, обходил территорию. Мы успели обойти владения мишки два раза, когда амулет потянул нас обратно к избушке.
— А, пришли, бродяги! — поприветствовал нас Лука.
Он подошел к медведю, снял с него амулет и похлопал по плечу. Медведь, повернувшись ко мне, смешно потянулся, принюхался, потом развернулся и ушел в лес. Видя, что я никак не реагирую, Лука подошел ко мне и снял амулет. Но еще с того момента, как он снял его с мишки, я стоял как оглушенный — такая вдруг наступила тишина по всем каналам восприятия.
— Ну, ничего, оклемаешься потихоньку. А сейчас давай, двигай в баню — специально для тебя растопил. Провонял ты, братец, жуть просто.
Я еще постоял, обдумывая его слова, потом тупо развернулся и поплелся в сторону бани. Кое-как разделся, зашел в парильню и так и сел на лавку. Лука, разумеется, был в курсе моего состояния, поэтому не стал бросать дело на самотек. Пришел, поддал пару, уложил меня на полку и принялся, не жалея, хлестать вениками. Потом заставил выйти и вылил на меня пару ведер колодезной воды. Повторил все еще два раза, после чего отправил в избу. В избе он выставил на стол кувшин медовухи.
— Давай-ка, попей вот, а после — спать. К утру придешь в себя.
Я смог осилить только две чарки, потом совсем осоловел, насилу добрел до своей лавки и провалился в беспробудный сон.
Лука оказался прав: утром я уже практически чувствовал себя нормальным человеком, о чем не преминул ему сказать.
— Ну, вот видишь, хорошая баня — завсегда верное средство.
— И что теперь?
— Да пока ничего. Теперь просто походи, обратно-то в человеке пообвыкнись, а то зверь ведь затягивает. Видишь ли, человек-то что? Тот же зверь, просто забыл, как им быть. А ты, вот видишь, вспомнил, к корням вернулся, так сказать. Вот только если вовремя не остановиться, так и вовсе человеческий облик потеряешь.
— Просто походить?
— Ну, вот мне по хозяйству поможешь. Или домой, семью проведай.
— Теперь уж не знаю, есть ли что проверять… Все как-то не очень в последнее время было.
— Тогда не мучай ни их, ни себя. Поставь точку — и все.
— И что потом?
— Да хотя бы на родину свою отправляйся. Рано или поздно мы тут закончим, и тебе придется искать место в этом мире уже со своими новыми способностями. Лучшего места, чем то, где ты родился и вырос, для этого не найти. Ты рос под тем солнцем, дышал тем воздухом, пил там воду, ел. Там рост твоих способностей усилится многократно. Решать, конечно же, тебе, я могу лишь посоветовать.
В тот день я не стал ничего решать, просто стал помогать Луке по хозяйству, обдумывая про себя сложившуюся ситуацию с семьей и вообще с прошлой жизнью. На самом деле, нужно было что-то решать. Поэтому на следующий день, попрощавшись с Лукой, я отправился в город.
В городе остановился в гостинице, в течение нескольких дней рассчитался на работе, не торгуясь, распродал имущество, машину. Квартиру оставил жене и детям. Вырученные деньги, объединив с личными сбережениями, положил на депозит, указав, чтобы проценты выплачивали семье. Ни с кем не стал прощаться, ибо это повлекло бы за собой множество вопросов, ответить на которые внятно я был не в состоянии.
Так, оставив все позади, я снова шел по тропинке к избушке Луки. Шел и пытался обдумать, правильно ли поступил. При этом понимал, что думать уже поздновато, но мысли странным образом возвращались. Однако это были только мысли, которые почти не отзывались в сердце. Прошлое прошло, в конце концов, подвел я итог, и увереннее зашагал по тропинке.
