Еще три дня по утрам Лука заставлял меня менять облик. При этом требовал, чтобы я ускорял процесс. В итоге трансформация стала практически мгновенной. Но Лука не успокоился, заставляя делать снова и снова — сидя, стоя, на ходу, на бегу.
— От быстрой смены облика порой будет зависеть твоя жизнь. Делать это ты должен быть способен в любом состоянии и положении — в этом твоя сила. Ведь медведь — всего лишь навроде инструмента, вроде ножа там или меча. Все зависит от того, как им пользоваться, и, понятное дело, делать это надо умеючи. Ну что же, на сегодня, я думаю, можно и закончить. А завтра мы с тобой прогуляться сходим.
— И далеко?
— Не то чтобы далеко, но походить придется. По болоту пойдем.
— И что мы там потеряли?
— Ну, я, положим, и ничего. А вот тебя там ждет боевое крещение, так сказать, — если, конечно, найдем чего.
— Это чего, например?
— В болотах много всякой нежити обитает. Но в одном месте вроде что-то есть точно — мне тут птички напели, — сказал он, улыбаясь моему замешательству. — Что именно, к сожалению, эти птички не сказали. Да ты не переживай, я рядом буду, если что.
Лука, хоть и строил из себя этакого лаптя, лесного человека, на самом деле имел довольно современное снаряжение для походов. И вообще он вполне уверенно пользовался различными благами цивилизации — в одном из сараев даже генератор стоял, правда, включал он его редко, стараясь все делать в дневное время. Причем снаряжения хватило, чтобы и со мной поделиться.
Так что мы в удобных непромокаемых ботинках, в мембранных куртках, снаряженные анатомическими рюкзаками, с утра отправились в путь по едва заметной тропке. Весь день шли по самому натуральному болоту, но Лука вел нас какой-то тропой, которая, извиваясь, переходила от одного сухого места к другому, через какие-то неприметные островки. Так ни разу за весь день мы и не промочили ног.
Вечером вышли на небольшой холм, возвышающийся над болотом.
— Ну, вот тут и заночуем. На верху-то ветер будет комаров сдувать.
По мелким деталям можно было определить, что этим местом, возможно и не часто, но регулярно пользовались. Вероятно, сам Лука. Отправив меня собирать валежник, он сноровисто стал ставить палатку, явно зная, где тут все расположено. Я натаскал дров, Лука тут же соорудил костер и повесил над ним котелок, побросав туда всех нужных ингредиентов. После, как и я, тоже сел у костра.
— Ну вот, значит, каша скоро будет готова. А я тебе пока расскажу, чего примерно стоит ждать. — Он заглянул в котелок, помешал ложкой, снова сел. — К месту, куда мы идем, доберемся завтра к вечеру. Вероятнее всего, там обитает навка — не самая опасная тварь, но все же зевать не стоит. Вообще, все эти существа, хоть и имеют разный внешний облик и способности, в сути своей одно и то же. Они — типа сосуда с энергией. Твоя задача — проломиться сквозь защиту и нарушить целостность этого сосуда. Потеряв целостность, из их формы энергия начинает истекать. И если рядом нет того, кто ее соберет, то со временем она вновь сможет собраться в какое-либо другое тело — не обязательно в прежнее, обычно даже во что-то и похуже. Они же тоже, стало быть, опыта набираются. Так что надо быть рядом и собрать всю эту энергию своим энергетическим телом.
— Энергетическим телом?
— Ну да. По сути, твоя боевая форма и есть энергетическое тело в чистом виде. Ты ведь не думаешь, что на самом деле медведем становишься? Да, ты выглядишь как медведь, оставляешь такие же следы, но ты не настоящий медведь — ты его видимость, хоть и со всеми физическими атрибутами. Не знаю, поймешь ли, но попробую объяснить. Все-таки вот ты весишь, например, килограмм девяносто, а медведь, стало быть, все триста. Прошел он, положим, по земле, и виден след, что оставили его триста килограмм. Но вот проходишь ты, весом в девяносто килограмм, но в облике медведя, оставляя такой же след. Образно говоря, окружающее тебя пространство воспринимает твой облик медведя и, в этом примере, земля отвечает следом трехсоткилограммового медведя, а не тем, что ты на самом деле весишь. Такая вот мудреность.
Он снова встал, снял котелок с огня, на его место повесил чайник. Котелок поставил недалеко от костра, накрыл крышкой.
— Пускай дойдет, — сказал он и снова сел. — Так вот, навка, стало быть, это что-то типа элементаля из Нави, потому и навка.
— Нави?
— Ну да. Явь, Навь, Правь — то, как видится этот мир через призму язычества, так сказать. Под таким углом его легче понять. Да, и вот, значит, мир проявленный — Явь, стало быть. И мир непроявленный — Навь. А еще Правь — мир богов светлых и закона, вроде как небеса получается или рай. Непроявленный, то есть Навь, много еще терминов имеет — тот свет, потусторонний мир, мир духов. Это именно то место, куда отправляются шаманы для общения со своими духами. Он вроде как отражение этого мира, то бишь Яви, но он явно больше, вероятно, бесконечный. Но тут я не эксперт. — Он замолчал на пару секунд и продолжил: — Так вот навка. Молва этой твари много имен дала — мавка, нявка, лоскотуха, майка, нейка, лисова русалка. Я же, для удобства, таких духов называю просто навка. Говорят, что нарождается такая тварь из малолетних детей, умерших без крещения или задушенных своими матерями. Но, конечно, это выдумки. Про детей, наверное, потому, что они обычно небольшие, в полчеловека. Обитают они на болотах или рядом, в болотистых тенистых местах, поджидая кого-нибудь. Ждать могут долго, хоть годами. И вот, как навка кого дождется, то есть если кто войдет в зону ее досягаемости, начинает… эм, как это… Ну вот, слыхал, говорят — болотные кикиморы захохочут, защекочут и на дно уволокут. Вот они и издают звук вроде хохота, но звук не простой, с вибрацией определенной частоты, такой, что человек враз теряет ориентацию, начинает тоже хохотать, все тело зудит, чешется, непроизвольно дергается. Вот, примерно, в таком духе. В принципе, навку достаточно пнуть, чтобы она прекратила, но человек под ее хохотом совсем не соображает. Так вот она и доводит его хохотом до невменяемости, а после поглощает его энергию.
— Это как?
— Знамо как — пожирает попросту. Но цель тут — именно энергия человека. И вообще, все подобные создания, вопреки молве, воздействуют на человека именно вот таким объяснимым способом, а не магией какой-то. В основном — звук. Но бывают и иллюзии оптические, отравляющие запахи или газы, и всякое такое. Предпочитают делать это с расстояния, поэтому и думают невежи, что тут колдовство какое. Вот есть такой забавный момент: согласно досужим россказням, русалки и эти, как их, серены, вроде как красавицы, только с хвостами рыбьими. Так вот — нет. Такие же страхолюдины, как и… ну, как встретишься с навкой, увидишь, какие. Но они издают звук, который воздействует на… как сказать-то… соблазнительные звуки, в общем. И кто идет на него, тому и кажется, что ждет его райское наслаждение, причем в плотском смысле, — засмеялся он. — Такое дело. Ты, кстати, возьми на заметку — как обоснуешься на новом месте, обязательно подтяни общие школьные знания, типа физики, химии, биологии — очень поможет во многих вопросах. И поменьше слушай всякие россказни и эзотерические бредни — до добра это дело не доведет, особенно в критичный момент. Да, встречаются среди этой эзотерики действительно стоящие знания, но крупицы. В основном же — бред и извращенная фантазия. Пока разберешься… Так что лучше просто не лезь. А вот материальная наука вполне годится. Так-то и мир этот материальный, так что учеба не помешает. Ну что, думаю, каша уже подошла — пора и нам подкрепиться.
После ужина Лука еще долго объяснял мне, как определить место, где может притаиться навка, что делать в том или ином случае. Объяснения заняли еще пару часов, после мы залезли в спальники. Комары действительно совсем не донимали, хотя мы находились практически посреди болота.
Утром, пока завтракали, Лука еще раз прошелся по тому, о чем вчера говорил, поспрашивал меня, насколько я все запомнил.
— Ну, добре, — наконец успокоился он. — Я к чему все это сейчас говорю — к вечеру времени уже может и не быть. Ты потому сам кумекай. Если вопросы какие есть — сейчас спрашивай.
— Честно говоря, я еще не совсем все понимаю. Даже спросить не знаю чего.
— Тут ты прав — вопросы потом появятся. Ну что же, пойдем тогда.
И мы вновь пошли едва заметной тропинкой дальше по болоту. Ближе к вечеру второго дня нашего похода мы вновь оказались на возвышенности. Только на этот раз за холмом черной стеной высился лес с болотными проплешинами.
— Ну вот и пришли, стало быть, — сказал Лука, скидывая рюкзак. — Костра разводить не будем, так передохнем. И ты, стало быть, пойдешь. Пойдешь один. Да внимательно смотри — она должна сидеть дальше по тропе, где-то через километр. Еще засветло будешь на месте. Километр — это приблизительно. Она вполне может передвигаться, но не особо далеко.
Лука замолчал. Мы сидели и смотрели на лес. Казалось, и лес смотрит на нас и изучает. Я понимал, что это просто наваждение, вызванное волнением перед предстоящей схваткой, но избавиться от этого наваждения не мог. О чем думал Лука, глядя на лес, он распространяться не стал. Через минут десять, кивнув каким-то своим мыслям, он сказал:
— Ну вот и передохнули, стало быть. Оставляй все лишнее — и вперед, стало быть.
По его участившемуся «стало быть» стало понятно, что он и сам немного волнуется. Мне показалось это забавным. Но смеяться не хотелось, ибо было жутко: одно дело — слушать Луку об этих тварях, сидя в его избушке, и совсем другое — вот так сознательно идти к одной из таких страхолюдин.
— Ну-ну, не дрейфь! Ты знаешь, что нужно делать. Как говорится — пришел, увидел, победил! — Он ободряюще похлопал меня по плечу.
Я вздохнул и пошел.
Шел, все внимание сосредоточив на возможных признаках засады навки. Постепенно втянулся, и волнение отступило на задний план. Так и прошел всю часть пути. Но, как бы Лука меня ни учил и каким внимательным я ни был, засаду навки я пропустил.
Как только я вышел на небольшой тенистый пятачок, мозг и все тело пронзил невообразимый звук — то ли хохот, то ли завывания, — мгновенно лишив меня ориентации в пространстве. Сквозь мучительный зуд чуть ли не всего тела я произвел трансформацию. Спала скованность, и я мощно двинулся в небольшое темное пятно чуть в стороне от тропы, вполне резонно полагая, что это навка. И всей этой мощью впечатался в невысокий, но крепко посаженный в землю валун. От удара мне показалось, что даже земля завибрировала.
Тут навка, видимо ошеломленная происходящим, на пару мгновений даже притихла, но снова захохотала с еще большей силой. Так что даже у медведя все пошло рябью перед глазами, и я, развернувшись, позорно ретировался. Прямо в этом облике прибежал обратно на холм и уже там трансформировался. Все жутко зудело, и болела голова — ведь ей я и впечатался в валун.
— Ну, стало быть, поле боя осталось за навкой, — сказал, посмеиваясь, Лука. — Что же, первый блин комом. Там у вас удар был такой силы, что даже тут отдалось. Что это было?
Я рассказал. Лука смеялся так, что я думал, его удар хватит.
— В принципе, все правильно сделал, — сказал он, отсмеявшись. — Если бы с целью не ошибся, все бы закончилось как надо.
— Но как быть с этим зудом от хохота? Его можно как-то уменьшить?
— Конечно. Просто не слушай.
— В смысле?
— Я же говорил тебе, что медведь ты не настоящий — ты представляешь себя медведем. Так вот и представь себе, что не слышишь. На вот, выпей настою — в себя придешь.
Он дал мне фляжку. Отпив из которой, я почувствовал себя значительно лучше. Вернув фляжку, я сосредоточился на том, каким я хочу быть медведем. Я не только сделал его глухим, но полностью закрыл костной тканью ушные отверстия и еще более усилил его череп. Перекинулся — звуки исчезли, но зрение и обоняние вроде даже усилились. Лука только хмыкнул на мои манипуляции. Я вернул свой облик, встал и снова пошел с холма.
— Куда ты? Она будет теперь наготове.
— Вот и хорошо, — сказал я, не останавливаясь.
К знакомому месту я подошел уже в темноте, заранее перекинулся в медведя. Стал подходить к месту, принюхиваясь. Тенистый пятачок полностью потонул в темноте. Я стоял и принюхивался. С другой стороны тропы, чуть дальше места, где был врыт валун, пахло наиболее гнилостно. Я не таясь, пошел прямо на это место. Теперь я угадал — это была навка.
Она захохотала, но я чувствовал лишь легкую вибрацию. Стремительно приблизившись, одним ударом медвежьей лапы переломил ей хребет. Навка еще пыталась уползти. Я придавил ее лапой. Из надломленного тела энергия стала перетекать в тело медведя. Меня затошнило — казалось, вся вонь болота потекла в мое тело, но я терпел, не отрывая лапы. По мере истечения энергии уродливое тело навки таяло. Медведь прекрасно все видел в сумраке леса. Когда навка растаяла полностью, я потопал обратно. Подумал, может, в теле человека будет меньше вонять. Но как только перекинулся, меня стошнило, и для человека стало слишком темно. Я трансформировался обратно и грузно побрел к холму.
Лука уже развел костер и что-то кашеварил. Я трансформировался, и меня снова затошнило.
— Ну да, с непривычки-то не сладко. Но все же поздравляю с первой победой — хотя она у тебя уже вторая, если василиска считать. Но там был случай, а тут — полноценная охота. — Он порылся в своем рюкзаке и вытащил бутыль с прозрачной жидкостью. — Вот, стало быть, празднуй. Должно полегчать. Пей, сколько сможешь.
Я сделал глоток — это была водка. Неприятный водочный вкус, казалось, смывал гнилостный запах. Я сделал несколько больших глотков.
— Давай, пей еще. Это не пьянства ради, а самое верное средство для разжижения энергии от этих тварей. — Еще он развернул сверток, который так же достал из рюкзака. Это был большой кусок мяса, запеченный целиком. — И вот мясом-то закуси. Тоже, стало быть, помогает. Не бойся — ни объесться, ни напиться у тебя сейчас не получится. Все это просто ускорит усвоение энергии от навки. Без этого будет дольше, да и противней. Но сначала обмойся вон в ручье и переоденься.
Я не стал возражать. Одежда, бывшая на мне все это время, имела жалкий вид. Насколько возможно, я обмылся в ручье и переоделся в одежду, что Лука предусмотрительно сказал мне взять с собой. Он объяснил мне, что при прохождении обычной трансформации с одеждой ничего не происходит, но вот во время схватки одежда, как собственно и шкура животного, страдает порою значительно. Шкура при следующей трансформации вновь становится нормальной, а с одеждой же такой фокус не проходит. Поэтому следует либо брать с собой смену, либо попросту раздеваться перед сменой облика. Но такое не всегда возможно, к примеру, во время неожиданного нападения.
После того как я обмылся и переоделся, почувствовал себя более сносно. А как приложился к бутылке и отдал должное мясу, стало еще лучше. Чем больше я ел и пил, тем менее ощущал запах гнилости внутри. Когда я закончил с мясом и допил бутыль, Лука кивнул на спальник.
— Отдохни. Это сейчас лучшее, что ты можешь сделать.
Я без разговоров полез в спальник. Заснул я быстро, но сны облегчения не принесли — меня корежило незнакомыми, непонятными эмоциями всю ночь. Лишь под утро я впал в спасительное забытье, из которого меня безжалостно вытряс Лука.
— Хорош дрыхнуть! День на дворе — пора уж на заимку идти.
Сам он уже пил чай, предложил и мне, но я отказался — есть не хотелось вовсе. Тогда он, порывшись в рюкзаке, снова дал мне маленькую фляжку, что давал прежде. Я из нее отхлебнул — как и в прошлый раз, это сразу придало бодрости. Лука к тому времени чай уже допивал. После мы свернули лагерь и пошли в обратный путь.
